Из книги «Жертвоприношение»
©Ринат Сабитов, 2014
Мы приехали с нарядом полиции. Разбудив и саму хозяйку и ее сожителя, отвезли в отделение полиции. Сына, того самого Вовку, отвезли в школу на уроки. Все самое интересное началось, когда мы попытались определить нерадивых родителей в наркодиспансер. Там отказались их принимать, сославшись на то, что они еще под действием алкоголя. Диспансер готов их принять только в случае их полного протрезвления. Что делать? Пришлось вновь везти их в отделение, и чтобы хоть как-то ускорить обретение ими нормального вида, мы пошли пешком. Идти порядком, но такая прогулка будет только на пользу. К обеду мы пришли в отделение. Слабый ропот возмущения уже был не так слышен, поскольку спиртное ослабевало, и они постепенно приходили в себя. Вечером мы повторили вояж в диспансер и положили на месяц эту чету, так любящую принимать «за воротник».
Володя остался на попечении старшей сестры.
Забегая вперед, скажу, что вскоре мы провели административный суд, а позже прошел суд и по лишению родительских прав. Причем лишили прав не только мать ученика, но и ее дочь, старшую сестру Владимира Бондарева, поскольку и та была уже несколько раз замечена в распитии спиртных напитков в присутствии малолетнего сына.
Потом были еще суды и лишения родительских прав, были рейды по неблагополучным семьям и списки пропавших детей.
Примерно в тот же период работы я столкнулся с непониманием родителей.
Первый случай произошел с семьей Красковых, где родители откровенно распивали спиртные напитки в присутствии своих малолетних детей. Если в семье Владимира Бондарева мать, нигде не работая и перебиваясь временной работой, распивала спиртное в откровенной нищете, то Красковы были вполне обеспечены и практически ни в чем не нуждались. Проблема состояла в том, что и мать и отец снимали стресс спиртным, не беспокоясь о том, что их сыновья, первоклассник и четырехлетний Дима видели изо дня в день одну и ту же картину: подвыпивший отец и что страшнее: пьяная мать. Психологическая травма на всю жизнь для совсем еще маленьких детей.
Нам ничего не оставалось, как подать заявление на лишение родительских прав. И уже на суде сам судья пытался выяснить, почему родители не отреагировали на неоднократные предупреждения школы и правоохранительных органов. Ответа так и не последовало. Запомнилось мне другое: на вопрос, в каком классе учится его сын, отец долго морщил лоб и пытался вспомнить, но безуспешно.
А в другом случае мать — одиночка не могла справиться с воспитанием сына — подростка. Сначала она была на стороне школы, стремилась вместе с нами вразумить парня, объясняла ему о необходимости получения знаний, а потом вдруг радикально переменила свою позицию и встала на сторону сына. Ничего другого, как подать документы на административный суд, у нас просто не оставалось.
Читая все это, может сложиться впечатление, что работа социального педагога только и заключается в том, чтобы судить и лишать прав. Отнюдь! Есть еще помощь многодетным и малообеспеченным семьям, есть еще помощь детям-сиротам. Есть обивание порогов собеса и прочих государственных учреждений в попытках помочь тем или иным людям, нуждающимся в социальной защите. А поскольку ребенок из такой семьи — ученик нашей школы, я был обязан отстаивать его интересы в инстанциях любого уровня. Что я и делал…
А вот ранней весной 2003 года случилось то, что потом кардинально изменило мою жизнь. В школе была проверка, сначала министерская, а потом почти сразу же из департамента образования. Понятное дело, что времени болеть не было. И как назло, в эти самые времена в городе свирепствовал грипп. А работать в школе и не заболеть такой заразой — просто грех. Я был не исключением, но стойко переносил простуду, жуя пачками таблетки и выпивая бесчисленное количество микстур. Вроде, как и прошло, да рано радовался.
В итоге, к маю ходить стало совсем трудно. А после того как, поскользнувшись, упал, сильно ударившись затылком, об асфальт, у меня дестабилизировалось равновесие. Пришлось взять трость…
Вот так я и работал — метался по городу между совещаниями и судами, собесом и департаментом образования.
Работать становилось все труднее, болезнь брала свое. Но сдаваться я был не намерен. Теперь я понимаю, что мой героизм был никому не нужен, и показывать свое рвение к работе — только наносить вред, непоправимый вред своему здоровью. Это теперь я понимаю, а тогда я был преисполнен желания работать. И я работал. Работал, насколько хватало сил.
Сейчас, уже уволившись, я начинаю анализировать всю свою работу. И только сейчас я начинаю видеть все свои плюсы и минусы. Зная, что нужно изменить, я бы с удовольствием изменил, вернувшись в те славные времена. Но это не может быть, и я могу только смотреть, вспоминать, анализировать и делать выводы.
А вот ещё одна история про то, как я принимал экзамен.
Конец августа. Через неделю наступит сентябрь и начнётся новый учебный год. Весь коллектив учителей вышел на работу. Педсовет должен вот-вот состояться, и на нём должны объявить, кто и в каком классе будет не только классным руководителем, но и сколько часов какого предмета предстоит преподавать в неделю.
В тот день я был занят обычными школьными делами, когда меня неожиданно вызвали к первому завучу. Немного удивлённый, но понимающий, что причин вызова может быть множество, я поднялся в учительскую.
Гульнара Сериковна Абельдинова, первый заместитель директора, она же — завуч первой смены, о чём-то беседовала с учителем. Увидев меня, жестом подозвала к себе.
— Хомутову нужно переэкзаменовать.
Теперь понятна причина вызова. В июне я «завалил» эту ученицу по биологии. Не удивляйтесь, почему я принимал экзамен по биологии. На тот момент катастрофически не хватало учителей. Кризис кадров не только в нашей школе. После недолгих раздумий администрация предложила мне взять преподавание уроков биологии в одном классе. Пройдя ускоренные курсы переподготовки, я начал обучать учеников не самого сильного класса премудростям биологии. Класс ни успеваемостью, ни рвением к получению знаний особо не стремился. Из двадцати шести человек, максимум семь или восемь учеников честно выполняли все задания, и в школе, и дома. Напомню, на тот момент интернет был роскошью и не всякий мог позволить себе, блуждать по дебрям всемирной сети, ища необходимый материал для заданий.
Итак, ученица, которая должна была мне пересдать биологию, была «троечницей под честное слово». Оценки ставились только для того, чтобы не портить отчётность. Но иногда все-таки она получала ту оценку, которой соответствовали её знания. Светлана Хомутова, так зовут мою героиню, при всей своей неспособности, усвоить знания, вполне адекватно оценивала своё положение и признавалась:
