Из книги «Петух из преисподней»
©Ринат Сабитов, 2015
История первая
Шейх Мансур ас Салих после трехмесячной осады взял измором
город Эреда, что на юго-западе государства, территория которого граничила
с его владениями. Разозленный упорством жителей, так не желающих
сдаваться, он приказал своему визирю, Сулейману аль Кусни, как только армия войдет в город, уничтожить все мужское население Эреды от мала до
велика, а женщин всех возрастов пленить и увезти рабынями на невольничьи
рынки всего Аравийского полуострова. Приказа всемогущего шейха никто не смел ослушаться…
На третьи сутки погромов и мародерства, когда от Эреды остались
только сожженные руины, в гетер шейха вошел Сулейман аль Кусни.
-О, великий и лучезарный! Стражники на городских воротах заметили юношу, прячущегося в пещере неподалеку от города….
-Юношу? – Мансур ас Салих нахмурил брови, — разве я не приказывал
тебе уничтожить всех мужчин Эреды?
-Все так, мой повелитель, — аль Кусни склонил голову в поклоне, — но на
тот момент этого юноши в городе не было, иначе бы наши воины его
обязательно убили.
-Отправь пятерых всадников, пусть поймают этого счастливчика и
доставят ко мне в шатер.
Аль Кусни не поднимая головы попятился назад, исчезнув через
несколько секунд за белоснежным пологом шатра Мансура Ас Салиха.
На закате юноша, со связанными руками и ссадинами на загоревшем от
беспощадно палящего аравийского солнца лице, стоял в пяти шагах от
шейха.
-Кто ты? –Мансур ас Салих, не мигая, смотрел на пленного.
-Тарик, сын горшечника Хусейна, — взгляд молодого человека был чрез-
мерно дерзок, а речь слишком нагла, и это раздражало шейха.
Покоритель Эреды молчал, обдумывая, как поступить с наглым
юнцом. Отрубить ему голову на городской площади? Так город был пуст.
Мужчин уничтожили, а женщин увели на невольничьи рынки. А может,
привязать его к хвосту дикой лошади и отпустить строптивое животное в
пустыню, понукаемые плетьми нукеров?
-Что делал ты в пещере? — Мансур ас Салих задумчиво потирал
ладонью рыжую бороду, так и не решив, что делать с юношей.
-Мой отец горшечник, а я помогаю ему. Моя работа собрать глину для
отца. Вот я отправился к реке, но когда возвращался, то увидел солдат у
городских стен и спрятался в пещере.
Звучит убедительно. Мансур ас Салих едва заметным жестом подозвал
к себе главного визиря. Аль Кусни мгновенно предстал перед своим
повелителем. Шейх что-то тихо шепнул ему, визирь кивнул головой и вышел
из шатра.
-Пленника в зиндан, — распорядился он, — и несите еду, время
ужинать…
После обильного ужина шейх снова позвал своего главного визиря.
-В той пещере есть ход вглубь, — доложил аль Кусни, — солдаты,
которые в пещере, говорят, что слышали странные голоса. Мой повелитель,
это логово шайтанов! Вели казнить этого вырордка, пока зло не окутало нас!
-Зачем казнить? – Ас Салих странно и как-то недобро улыбнулся, — его
ждет совсем другое…
При этих словах Сулейман ал Кусни упал на колени и стал неистово
мо-литься, вздымая руки к небесам и моля Аллаха смилостивиться над ними.
Он прекрасно знал, что эта улыбка шейха не сулит ничего хорошего
несчастному, обреченному на мучительные страдания по велению
победителя Эреды.
На утро отряд во главе с Мансуром ас Салихом отправился к той самой
пещере, о которой накануне ему говорил аль Кусни и в которой нашли
наглого юношу из Эреды. Окруженный отрядом всадников, шел и Тарик,
которому изощренный ум шейха приготовил страшную казнь.
У входа в пещеру, темный зев которой наводил ужас на всадников и на-
чавших внезапно беспокоиться лошадей, шейх крикнул юноше:
-Иди туда, откуда пришел! И если на закате завтрашнего дня
вернешься оттуда живым — я отпущу тебя!
Один из всадников копьем подтолкнул вперед юношу, перед этим
разрезав длинным кривым ножом веревки на его запястьях. Тарик смело
вошел внутрь пещеры, сопровождаемый испуганными взглядами нукеров
шейха. Вмесите с юношей в темную пасть страшной пещеры вошли два
всадника.
Молодой человек придерживал левой рукой правую и прижимал
ладонь к грязной и местами порванной рубахе. Запалив два факела, они
подошли к темному проходу. Сунув Тарику один из факелов, они остались на
входе, внимательно и испуганно смотря, как молодой человек идет навстречу
неизвестности.
-Мой повелитель, — обратился к шейху Сулейман аль Кусни, — а если
этот наглец не выйдет к завтрашнему вечеру? Если он решит отсидеться в
пещере до момента нашего отъезда?
-Не посмеет, — уверенно произнес шейх, — во-первых, он голоден. А во-
вторых, я прикажу разбить здесь лагерь и ждать семь ночей. Если он не
появится к истечению этого срока – значит, он умер от голода или, во что я
поверю больше- его забрали к себе дивы или шайтаны…
-Астафыр Алла! — визирь поднял голову и посмотрел на безоблачное
небо Аравийской пустыни.
-А следить за его возвращением будет отряд из пяти человек, -Мансур
ас Салих начал разворачивать коня в сторону города, — главным остаешься
ты, мой верный Сулейман. Я буду ждать новостей от тебя.
-Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — склонил голову главный
визирь. Оставаться тут ему не хотелось, но ослушаться приказа своего
господина означало только одно — лишиться головы. Так уж лучше неделя в
пустыне, чем предстать перед Всевышним без головы на плечах.
На закате, во время вечернего намаза, раздался перепуганный крик
дежурного по лагерю:
-Шайтаны! Дивы!
Сулейман аль Кусни, недовольно ворча, поднялся с колен. Прервать
мо-литву к богу никто не посмел бы без особых на то причин.
-Гасан, что случилось? – глава лагеря на всякий случай сжал рукоять
своей кривой сабли.
-Сулейман ага, смотрите! – трясущимися от страха руками один из
самых смелых воинов Мансура Великолепного, указывал на гору. Визирь
посмотрел в в сторону, указанную воином. И присмотревшись, не поверил
своим глазам…
-Аллаху акбар! – аль Кусни упал на колени и склонил голову, касаясь
лбом раскаленного за день песка. Его примеру последовали остальные
воины.
По тропинке, ведущий из пещеры, шел старик. Шел, еле волоча ноги,
сгорбившись и спотыкаясь при каждом шаге. Он был немощен и слаб. В
руках старца был сверток черного цвета. И чем ближе незнакомец подходил
к упавшим ниц нукерам, тем рьянее они возносили свои молитвы к богу.
-Стой, шайтан! – Сулейман аль Кусни вскочил на ноги и выхватил
саблю.
Старик остановился. На мгновение в морщинистом лице старика про-
мелькнули знакомые черты. Аль Кусни потряс головой, снимая наваждение,
но все осталось, как было.
-Не подходи! – предупредил его Сулейман, угрожающе выставив
саблю перед собой.
-Разве ты не узнал меня? – старик говорил хриплым, еле слышным
голо-сом. Каждое слово давалось ему с трудом, и он, едва произнеся эту
фразу до конца, сильно закашлял, стуча себя в грудь кулаком и постоянно
сплевывая мокроту.
-Нет! Ты шайтан! – закричал аль Кусни, рассекая воздух перед собой
острым клинком своей сабли.
-Вижу – узнал, — на лице старика появилось некое подобие улыбки, —
веди меня к шейху. Мне есть, что ему сказать…
Вечерний покой Мансура ас Салиха нарушил вошедший в шатер
главный визирь.
-Что с тобой, Сулейман? – искренне удивился шейх, смотря на бледное
лицо и растрепанный вид своего верноподданного.
-О, мой повелитель! Не вели казнить меня!
-Скажи толком, что случилось? – начал терять терпение уставший за
день шейх.
-Шайтан… шайтан пришел говорить с тобой, мой лучезарный Мансур!
-Шайтан? – переспросил ас Салих, — как интересно. Со мной еще ни
разу не разговаривали шайтаны. Вели позвать его сюда…
Полог белоснежного шатра приоткрылся и перед очами Мансура
Великолепного предстал старик.
-Так это тебя мой главный визирь назвал шайтаном? — поинтересовался
шейх, не скрывая своей улыбки под крашенной хной коротко подстриженной
бородой.
-Меня, — кивнул головой старец, — и ты назовешь меня так, когда
узнаешь, кто я.
-Я и так знаю, — рука Мансура Великолепного потянулась к чаше с
щербетом, — ты старик, который всю свою жизнь провел в горах, и вот теперь,
увидев вчерашние события, решил явиться, чтобы напугать моих воинов и
меня…
Старик хрипло засмеялся и вскоре его лающий смех перерос в
очередной приступ кашля.
-Я не прав? – равнодушно спросил шейх, отпивая сладкий напиток из
серебряной чаши.
-Я Тарик, которого ты вчера велел отправить в пещеру. И я вернулся,
как ты и приказал. Теперь отпусти меня…
Мансур ас Салих рассмеялся.
-Этого не может быть! Тот Тарик был совсем молодым, а тебе на вид
лет девяносто или даже сто. Не смей обманывать меня, иначе я велю
отрубить тебе голову!
-Смерти я не боюсь, мне уже много лет и я много разного повидал,
такого, о чем ни ты, ни твои потомки даже не могут догадываться, — старик
посмотрел на шейха и Мансур Великолепный узнал этот взгляд.
-Ты? — улыбка на лице шейха сменилась гримасой ужаса.
-Я, — кивнул старец, — уважай старость – вели подать мне стул.
Один едва уловимый жест и перед умудренным сединами мужчиной
появился складной стул. Усевшись, Тарик откашлялся и только после этого
посмотрел на молчавшего Мансура ас Салиха. Шейх махнул рукой и все,
кроме него и старика, покинули шатер.
-Я расскажу все, что было со мной. Но прежде докажу, что перед тобой
действительно вчерашний семнадцатилетний парень. Когда стража по твоему
приказу бросила меня в зиндан, то упав, я сильно ушиб правую руку и
поранил ладонь.
Тарик оголил рукав халата и показал шейху ссадины на локте и
предплечье, а потом раскрыл ладонь, демонстрирую глубокий, еще не
заживший, порез.
-Это ничего не значит, — попытался возразить Мансур Великолепный,
хотя уже понял, кто сидит перед ним.
-Перестань! – громко и требовательно произнес старик, — мы оба знаем,
кто я. Так вот, когда твои нукеры сунули мне в руку факел и отправили по
длинному и темному коридору вглубь пещеры, время для меня стало идти
по-другому. И я увидел нечто, о чем должен рассказать тебе.
-Я слушаю тебя, — бескровными губами прошептал Мансур ас Салих,
испугавшись того, что ему должен сейчас рассказать гость…
-Когда я оказался в тоннеле, то мне ничего не оставалось, как идти
вперед. Я шел, петляя по лабиринту узких коридоров, пока внезапно резкий
порыв холодного ветра не погасил мой факел. Я остался в кромешной тьме,
не понимая в каком направлении мне идти. Сколько я простоял в
нерешительности — я не знал. Но внезапно до моего слуха донесся едва
различимый гул голосов. Обрадовавшись, я кинулся на голоса. За очередным
поворотом меня ослепила яркая вспышка света. Я зажмурился и сел на
корточки. Моим глазам было очень больно, но я верил, что это солнечный
свет, от которого мои глаза успели отвыкнуть…
Прислушавшись, я понял, что не могу разобрать речь. Незнакомые
голоса говорила на неизвестном мне языке. Я встал на колени и пополз
вперед. Страх того, что эти люди говорят на непонятном языке, заставлял
меня быть осторожным. Наконец я выглянул. Большое помещение было
залито ярким светом. Он был белым, словно молоко кобылицы, а не желтым,
который дарит нам солнце. В огромном зале никого не было, но голоса
раздавалась отовсюду. Я прижался к земле и закрыл ладонями уши, чтобы не
слышать голоса шайтанов. В пустом зале раздавались голоса, как минимум,
четырех живых существ. Где они прятались, я так и не понял, комната была
хоть и огромной, но спрятаться в ней было невозможно. Именно в тот
момент я поверил, что попал в логово самого Иблиса, и стал призывать в
защитники Всевышнего. Как долго я молился – не могу сказать, но из
оцепенения меня вывел громкий и требовательный голос: «Встань и иди!». Я
подчинился. Было страшно, и я чувствовал, как все во мне трепещет от
неудержимого ужаса. Оказавшись в центре зала, я остановился. В
помещении не было ни окон, ни отверстий, кроме входа, откуда пришел я. Но
я чувствовал, как дует слабый холодный ветер.
«Зачем ты пришел?» — спросил меня голос. Я рассказал, почему и как
тут оказался.
«Вошедший сюда человек живым не возвращается» — предупредил
меня голос. Я не испугался: что было мне терять? Или смерть от сабли воина
Мансура Великолепного, или смерть в этом зале? Так уж лучше умереть
здесь, не познав позора смерти от руки убийц моих родных.
«Все, что ты увидишь и услышишь, чему научишься и что примешь
сердцем – знание, данное не каждому смертному. И если пути привели тебя к
Источнику, то твой путь служить ему вечно!»
Я не на шутку испугался, но, придя в себя, решил, что это лучше
смерти.
«Время для тебя перестанет существовать, ты будешь всегда таким,
каким попал сюда. Но если осмелишься покинуть Храм – вернешься в тот
день и час, когда переступил порог пещеры, постаревшим на сотню лет и
умрешь, не встретив восхода солнца».
Это меня не пугало: встретиться с тобой и твоими воинами я не хотел и
оттого согласился вступить на путь Знаний. Так я стал жрецом Храма
Посвященных в Великое учение Солнца…
Я познал астрологию и нумерологию, могу читать мысли по взгляду и
узнавать настроение по выражению лица, мне подвластна погода и я могу
управлять людьми. Я – всемогущий жрец Храма, а знания твоих мудрецов
скудны и нищи, толк от которых так мал, что им самое время идти в
советчики к какому-нибудь паше, а не быть рядом с тобой, Мансур ас Салих!
Тарик замолчал, смотря на собеседника и пытаясь прочитать по его
бледному лицу эмоции и переживания.
Мансур ас Салих смотрел на того, кто еще сегодня утром был совсем
юным молодым человеком. Такая перемена поражала воображение и
наводила на мысль о связи с Иблисом, чего, впрочем, назвавший себя
Тариком, совсем не отрицал.
-Жрец Храма – это подобный Всемогущему человек, обладающий
силой и умением повелевать не только людьми, но и природой. Меня учили
долго, может сто лет, может двести…Мне показывали, как менялись
властители и эпохи, как менялись нравы людей. Менялось все вокруг, но не
я! Я, как губка, впитывал знания и становился могущественнее. Однажды
мне пришлось вмешаться в ход истории, потому что люди возомнили себя
подобными богу. И по моему и только моему велению, началась моровая
язва, унесшая миллионы жизней, но, увы, так и не заставившая людей
одуматься и не повторять прежних ошибок. После этого я только смотрел,
куда идет этот мир. И конец его, Мансур ас Салих, далеко не приятный.
И снова пауза. Испытывающие взгляды и тяжелое дыхание.
-Я могу многое и знаю еще больше. Я скажу тебе, что станет с тобой и
твоим потомством…
-Не нужно! – шейх вскинул вверх руку, останавливая речь старика.
Тарик удивленно поднял правую бровь. Этого он никак не ожидал.
-Все в руках Всевышнего и все происходит по велению Его, — Мансур
ас Салих воздел руки к небу.
-Ты философ или воин? Правитель или мыслитель? – поинтересовался
старик, весьма удивленный услышанным.
-Мне не возбраняется в перрывах между войнами размышлять, —
парировал шейх.
-В истории людей не было ни одного здравомыслящего тирана, — устало
произнес старец, — не было и никогда не будет.
Мансур ас Салих молчал. Как отреагировать на эти слова? Время не
изменило вчерашнего юнца: как был он дерзок в своих речах, таким и
остался.
— Когда я принял решение уйти, как то было предначертано в Книге
про-шлого и будущего этого подлунного мира, я знал, что иду на смерть.
Едва я переступил порог Храма и вошел в узкий коридор, меня стали
покидать силы. И наконец, когда я вышел из пещеры, я чувствовал себя
столетним стариком, немощным, слабым и жалким в своей беспомощности…
Звучало невероятно, чем-то напоминания персидские сказки времен
рас-цвета Персидского владычества, но Мансур ас Салих помнил, каким был
утром и каким стал Тарик к вечеру…
-Уходя, я взял с собой одну вещь, надобность в которой излишняя для
простого смертного…
-Но я не простой смертный, — напомнил шейх.
-А уж таким, как ты, она не нужна и подавно.
Тарик достал из-за пазухи сверток и положил на колени. В звенящей
ти-шине он осторожно развернул черную тряпицу и явил взору шейха
механического петуха размером не больше ладони. Эта на вид детская
игрушка была выполнена из чистого золота и сейчас сверкала в свете ярко
горящих факелов.
-Что это? – удивленно спросил Мансур ас Салих, все еще не понимая,
зачем старик показывает ему эту красивую игрушку.
-Вестник смерти, — Тарик погладил петуха, — когда он закричит – рядом
бродит смерть. А если повернет с пронзительным криком голову – жди беды
с той стороны….
-И ты готов отдать его мне, как цену за твое прощение?
-Я отдам его тебе, но как награду за сотни тысяч бед, которые принес
ты людям. Бери и жди смерти, которая непременно напомнит о себе с
каждым криком этого петуха!
Больше не говоря ни слова, Тарик положил золотого петуха на
красивый персидский ковер у ног Мансура ас Салиха и вышел из шатра.
А потрясенный шейх так и остался сидеть, растерянно смотря на
дорогую игрушку. Глаза петуха из кроваво-красных рубинов сверкали и
вызывали неудержимый страх, который Мансур ас Салих испытал впервые за
все сорок пять лет своей жизни.
Едва на горизонте показались первые лучи восходящего солнца,
золотая игрушка внезапно вздрогнула и, трепеща тонкими платинами
крыльев, закричала. Мансур ас Салих вздрогнул, спросонок вскочил с мягких
ковров, на которых сморил его сон, и ошалевшими от ужаса глазами смотрел
по сторонам. Он помнил, что сказал ему этой ночью старик, и крик этого
порождения ада предвещал присутствие смерти….
Вызванный к нему в шатер главный визир заверил своего господина,
что в городе и его окрестностях все спокойно и нет причин для волнения.
Тогда Мансур ас Салих велел привести к нему старика. Разыскавшие его
воины с трудом нашли ночного гостя своего повелителя в разрушенном
доме, который некогда принадлежал семье горшечник Хусейна аль Дуни,
предки которого сто с лишним лет назад перебрались из Багдада в Эреду, и в
котором сейчас, лежа на соломенной подстилке, спал старик. Но как ни
пытались разбудить его солдаты, тыкая в спину острием сабель и копий,
тормоша и громко называя его имя – старик не реагировал…
Тарик, сын горшечника Хусейна, жрец Храма Посвященных в Великое
учение Солнца покинул этот мир, как и было обещано ему голосом в зале
пещеры, что в половине фарсанга к северу от города Эреда…
***
—Позовите мне Марука ибн Тарии, Малика Аслани и Балуана пашу, —
распорядился Мансур ас Салих, успевший придти в себя после вести о
смерти старика из пещеры. Вестник, что принес ему эту новость, принес и
свиток, найденный рядом с мертвым телом Тарика, ибн Хусейна.
Шейх с интересом развернул его и долго смотрел на рисунок. Мансур
ас Салих умел читать и писать, и оттого прочитать написанное для него не
составляло труда.
На пожелтевшем от времени пергаменте был изображена карта. Город
Эреда, а рядом с ним изображение гор. Мансур ас Салих внимательно
рассматривал нарисованое. Все понятно, кроме одного изображения: под
горой была перевернутая пирамида, такую он видел в Египте, когда ходил в
поход вместе с отцом… Только эта пирамида была направлена острием вниз.
И надпись под ней гласила то, что вынудило шейха пригласить своих
мудрецов. Надпись гласила «Никому из живых невозможно ни ускорить и ни
замедлить время».
Когда три звездочета вошли с поклоном в шатер шейха, Мансур ас
Салих все еще смотрел на карту.
-О, мудрейший из мудрых! –начал было Малик Аслани, мудрец из
храма Луны, что под Тегераном. Но шейх небрежным движением руки
прервал его и кинул ему под ноги свиток умершего этим утром жреца.
-Скажите мне, что это?
Все три звездочета собрались в кучу, и стали изучать пергамент, о чем-
то тихо переговариваясь меж собой.
-А что вот это? – Мансур ас Салих указал на золотого петуха у своей
правой ноги.
Совещание мудрецов длилось до заката, пока, наконец, Балуан паша,
умудренный сединами звездочет, не произнес:
-О, солнцелуниый Мансур! Все, что ты дал нам – это порождение
Иблиса и работа шайтанов, которым их повелитель поручил сотворить в
преисподней этого сверкающего золотом петуха. Избавься от него, о, Мансур
Великолепный, сын славного воина и мудрого правителя Салиха ад Дина!
-А тот свиток? – поинтересовался шейх, вполне удовлетворенный
ответом мудреца.
-О, он ничего не значит. Обыкновенные мысли прожившего много лет
старика. Не обращай внимания на них, о, мудрейший!
На этом разговор с умудренными опытом и знаниями старцами
закончился. Теперь Мансур ас Салих велел позвать своего главного визиря
Сулеймана аль Кусни.
-Отправь верных тебе людей на самый край света и пусть выкинут они
в пучину беспредельности это порождение преисподней.
Палец шейха указал на лежащую у входа золотую игрушку.
Сулейман аль Кусни поклонился и, взяв петуха, вышел вон.
Следующим же утром три верных главному визирю нукера отправились
исполнять поручение всесильного шейха….
