Яна, тетушка и Эх. Часть вторая

Город встретил Олимпиаду Панфнутьевну Мурзилкину равнодушно. Ещё одна приезжая в поисках счастья. Таких город видит тысячами за один день, и видит как с треском рушатся до основания их воздушные замки надежд и грёз. Но Олимпиада была не такой. Она не возводила замков надежд, потому, что не умела мечтать и надеяться. И вот сейчас, впервые оказавшись в мегаполисе, она растерялась. Прямо перед ней лучами расходились с десяток широких дорог, уходящих за горизонт. В ее родном колхозе заблудится было просто невозможно. По какой из двух улиц куда не иди, всё равно придёшь к огромной, заросшей могучим бурьяном и разномастным сорняком, уже давно не паханной ниве.. А высокий плетень, молчаливый стражник давно не паханного поля, напоминает, что дальше пути нет. Вернуться обратно тем же путём еще никто не отваживался: преодолев полосу препятствий из никогда невысыхающей грязи, прошедший сложный путь наивный чужестранец, надеялся, что по второй улице возвращаться будет легче. Но, увы! Здесь его ожидает испытание куда сложнее первого. Из настежь распахнутых ворот каждого двора, виднеются скалящееся морды злых собак, готовых в один момент с аппетитом отведать несчастного чужестранца на мелкие кусочки, и закусить им в качестве десерта. Хозяева этих диких животных честно предупреждают, повесить на заборе табличку «Собака злая. Цепь китайская». Даже участковый этим путём идти не рисовал. А Олимпиада не боялась. Ее боялись. При случае, она так пнет пса, что находят его на другом краю того бескрайнего поля. А бывало, что не находили вообще. Когда собаку не находили, то говорили «Ушла гулять в поле», и все успокаивались, в душе надеясь, что псина когда-нибудь вернется. Иногда в поле отправлялись погулять животные покрупнее, и не всегда возвращались. «Наверное, заблудились» — успокаивали себя несчастные хозяева. Наивные! Мурзилкина дела сочувствующее лицо и, как все, сокрушалась пропаже. Но только она, и ее подельник, ловивший на другом конце того самого поля « отправившуюся пощипать травку» скотину, знали истинное положение вещей. Яна помнила, что сегодня приезжает тётушка. Если она правильно поняла расписание поездов, сто сорок третий скорый с тётей Адой должен прибыть во второй половине дня или ближе к вечеру. Тут всё зависело от «окна» в напряженном графике движения поездив на подъездах к городу. Десятки электричек и пригородных «волокуш» мешали нормальному движению междугородних и международных маршрутов. Поэтому справочная, на вопрос о времени прибытия, всегда обтекаемо отвечала: «По расписанию — в семнадцать тридцать пять. Ну, может быть, в восемнадцать часов, или позже. Это как получится» Посмотрев на часы, Яна убедилась, что до прибытия сто сорок третьего скорого по расписанию, осталось часа три. Время есть, можно ещё домой заскочить и навести хотя бы видимый порядок. Насколько долго тётушка Ада намеревалась побыть в гостях, оставалось тайной для всех. Даже тех, кто может прозреть будущее. Олимпиада Мурзилкина была не предсказуема в своих поступках. Да и не только в поступках…. От неё можно было ожидать всего угодно. В любой момент ее бытия, в любое мгновение жизни человечества, в период от ее рождения и до… Яна сомневалась, что если тетушка уйдёт в мир иной, а это, рано или поздно такое обязательно случится, про нее все забудут. То, что вытворяла тетя – уму многих непостижимо. Алогичность от мыслей до поступков принуждало Мурзилкину быть заложницей обстоятельств и всегда поиск выхода, не всегда через парадный вход. Яна краем уха слышала, что у тети есть подруга, такая же как и она, «термоядерная бомба в юбке». Как зовут ее, девушка не запомнила. Что-то восточное. Не то Гуля, не то Камиля… Эта подруга, судя про всему, апофеоз непредсказуемости. Тетя говорила, что подруга была на каких-то играх, якобы, на Солнце. Была и на облаках, участвовала в каком-то собрании с Богом. Но самое интересное – это Гуля-Камиля, или как ее там по имени, была подругой Чёрта и имела свободное посещение в Чистилище. Заучит это всё как бред шизофреника. И очень даже может быть, что эта таинственная подруга является постоянным клиентом психо-неврологическоно диспансера. Мурзилкина растерянно озиралась. Куда идти? Где эта 183-я улица? И вообще, это название улицы или ее порядковый номер? Олимпиада нахмурилась. Если так называется улица, то мир за пределами ее колхоза совсем деградировал. У людей фантазия иссякла, не могу придумать название улице? Вот у них в колхозе всего две улицы, но название какие! В них отражена вся суть того, с чем столкнешься, вступив на них. Грязная и Злая. Всё понятно и без объяснений. Лаконично и ясно. Так и стоять и удивляться миру можно очень долго. Пора и что-нибудь делать. Мурзилкина подняла руку чтобы почесать затылок, стимулируя скрытые в мозге необходимые центры. «Машину бы, а то заблужусь тут и не найдут меня ни в жизнь!» И тут же перед ней, как Сивка бурка, остановилось авто. Олимпиада удивлённо расширила глаза, не ожидая такого. Марка машины Мурзилкиной была неизвестна. Да и знала она лишь ту, на которой до сих пор ездил их председатель — Запорожец. Только на нем и можно было добраться до колхоза. Были ещё Нива или «Бобик», но это роскошь для небожителей из райкома. -Куда, красавица? – лучезарно улыбаясьпоинтересовался водитель. Олимпиада потеряла дар речи во второй раз в течении минуты. Красавица? Ну, да. Она ещё ничего. Кое-какие зубы целы, волосы, не все, но имеются. Хромает, но это временно. Последнее время она частенько отправляла на прогулки в поле свиней и телят. А весит такая скотина не мало, и сил для смачного пинка нежно приложить соответствующие.. Но в общем, ещё не всё потеряно. -Вот, — она протянула водителю скомканный блокнотный лист, — там написано. -А сама никак? – водитель с укоризной смотрел на Мурзилкину. Немного погодя, развернул лист и, посмотрев, кивнул головой. Усевшись, Олимпиада почувствовала комфорт кресла, это не жёсткие сиденья плацкарта. -Считай! – бросил водитель, не глядя на попутчицу. -Раз…два…три…, — начала монотонный отчёт Мурзилкина. -Не спеши! Не успеваю! Олимпиада замолчала, ничего не понимая. Зачем считать и почему вдруг прекратить? -Я не успеваю проезжать улицы, — по-прежнему смотря вперед пояснил шофер, — мы проехали только пять улиц. Осталось… Он призадумался, высчитывая остаток. А потом вдруг резко затормозил: -А у нас точно будет столько улиц? И вообще, как считать эти улицы: по одой или по обе стороны дороги? Мурзилкина пожала плечами. Она даже не задумывалась над этим. -Давайте по обе, — предложила она, — считаем все улицы в поле зрения. -Нужно ещё работать над прыжком, — Александр Колонн встал возле севшей от усталости Яны, — разбег великолепный, а вот потом… ты можешь взять и два-десять, и два-двенадцать или даже два-пятнадцать. С твоими-то данными! Яна просто слушала тренера. Такое он говорил каждую тренировку. Она могла предсказать его дальнейшие слова. Колонн не отличался разнообразием в своих речах. -Пойми, через три дня соревнования. И нам, как воздух, необходима победа. Сейчас выкладывайся на все сто тренировочных процентов, а на чемпионате — на сто десять процентов своих возможностей. Это тренер сам придумал про тренировочные проценты. Когда Яна поинтересовалась у него о значении этого понятия, Колонн посмотрел на воспитанницу так, словно она спрашивала таблицу умножения. Для него всё было предельно просто и понятно, но вот как объяснить остальным, он не знал. -Есть у тебя две силы: тренировочная и… Тренер замялся. Как доходчиво ей объяснить про вторую внутреннюю мощь спортсмена? -Ну…которую ты используешь на соревновании. Так вот, на тренировках начни пользоваться своей тренировочной силой постепенно, не спеша. Иначе рискуешь «перегореть», растратиться и сил больше вообще никаких не будет… А вот на соревновании используй весь свой потенциал и резерв. Выжми из себя всё до капли, так, чтобы соперник испугался и этот страх лишит сил… Яна кивала головой. Сейчас стало более или менее понятно. Но всё равно есть вопросы. И их очень много. -Ты должна быть не только настроена на победу, но и готова принять ее. А это ой какая сложная штука! Психологически и физически, морально и эмоционально подготовиться к встрече с победой. Увидеть внутренним взором как одерживаешь победу, как стоишь на пьедестале, пальцами ощутить приятный холод металла медали или кубка.. От только что услышанного Яна удивленно распахнула глаза и приоткрыла рот. Такого яркого спича от своего тренера она не ожидала. -Это не я сказал, — расставил всё по своим местам Колонн, — это слова моего наставника. И, знаешь ли, они мене не раз помогали побеждать. Пусть теперь будут помогать и тебе. Яна была искренне благодарна за этот, не то совет, не то наставленип наставника. Сейчас ей было необходимо настроится на победу. И слова тренера были как нельзя к стати… -Сто восемьдесят два…стоп машина! Мурзилкина воздела длань вверх, жестом оста вливая движение автомобиля. -Вон та улица, слева. Олимпиада указывала куда-то-то в сторону шофера. Если следовать указанию ее кривого пальца, то примерно над ногтем виднелся перекрёсток со светофором. -Эта и есть наша улица, поехали! Повернув на светофоре, водитель остановился. -Улицу мы отыскали. А номер дома какой? -Сейчас! – Мурзилкина развернула листок с адресом и ткнула в запись. -Восемь! -А, ну так это легко. Это мы мигом. Видишь, вон на доме табличка, что это номер десять? Значит, нумерация начинается там… Водитель доехал до конца улицы и развернулся. -Считай! Нужный дом отыскался очень легко. Увидев его, Олимпиада снова потеряла дар речи. Такого огромного и высокого здания она никогда не видела. Даже на картинках в журнале, который неизвестно как очутился в ее доме, и пролежал там много-много лет. Она даже не знала как называется журнал, но картинки ей понравились. Очень много было на сельскую тему, и совсем немного про политику. А самое главное, что в журнале не было рекламы. Да и откуда ей быть в периодике за 1949 год? Пройдя вдоль дома, она внимательно смотрела на таблички с указанием номеров квартир. Наконец, у пятого подъезда она увидела искомую цифру. Точнее, она догадывалась, что именно здесь находится квартира племянницы. Подойдя к металлической двери подъезда, она увидела домофон. Что это такое и как им пользоваться, она не имела никакого представлены., Но если там есть кнопки, то их следует нажимать. Сначала она набрала номер своего паспорта. Ответа не было. Набрала дату рождения. Тишина. Наконец набрала номер своего мобильного телефона. В ответ всё тоже ледяное молчание. Разочарованно выдохнув, она подошла к скамейке и устало села на неё. Придется ждать когда кто-нибудь выйдет или войдет в подъезд… Поставив авоську между ног и , оперившись локтями о колени, Мурзилкина положила подбородок на две раскрытые ладони. Вокруг неё шумели дети, туда-сюда сновали машины, она отчетливо слышала звон воздуха под раскаленным полуденным солнцем. Сколько еще ждать свою племянницу, она не знала. Но на всякий случай морально подготовила себя к ночевке на скамейке. -Эх! — тяжело вздохнула Олимпиада. -Чего тебе? Голос за спиной заставил ее не только вздрогнуть, но и испуганно вскрикнуть, озираясь по сторонам в поисках источника звука. Старик, по виду старше Мурзилкиной как минимум раза в два, с длинной седой бородой и такими же волосами белее свежевыпавшего снега, укоризненно смотрел на Олимпиаду. -Чего тебе? – прошамкал беззубым ртом старик. -Вы кто? – Олимпиада не понимала кто стоит перед ней. -Эх…Эдуард Харитонович, — пояснил тот, — чего звала? Я не молодой бегать по каждому призыву. Говори, чего звала? Мурзилкина растерялась. -Да я…я не звала… я просто вздохнула.. Среди густой растительности на лице Эдуарда Харитоновича было практически невозможно увидеть мимику, но сверкнувших огнем глаза из-под густых бровей было достаточно, чтобы всё понять. -Слушай, кочерыжка старая, ты вообще чего здесь делаешь? Старик зашипел и между его зубов слова приобретали совершенно иное звучание. Вместо С, Ч и Ж отчётливо слышалась буква Ш. С трудом поняв что хотел сказать Эдуард Харитонович, Олимпиада растерянно произнесла: -Я к племяннице своей приехала. Она вот в этом доме живет, — и кивком головы указала на кондоминиум справа от нее. -Я спрашиваю, что ты в этом рассказе делаешь? Откуда взялась вообще? Автор хотел написать серьёзный рассказ про спортсменов и стремлении побеждать, в здесь появилась ты и изменила сюжет! Мурзилкина покраснела.. Она не понимала о чём говорит старик, но он точно ее в чем-то обвинил. А потом рефлекторно последовала ответная реакция: -Я приехала к племяннице. Чего здесь такого? Приезжать нельзя? Какой автор и какой рассказ? С ума выжил, старый?! Эдуард Харитонович обреченным махнул рукой. -Теперь всё придётся менять в рассказе. И неизвестно, чем и когда всё закончится. Мурзилкина, Мурзилкина, сидела бы ты в своём колхозе и не высовывалась…а теперь… Олимпиада раскрала рот, чтобы возразить старику, но тот, на прямо на ее глазах, бесследно растворился в воздухе. Обалдевшая от только что увиденного, Мурзилкина не моргая, смотрела перед собой пытаясь понять, что произошло.